В этом году сразу два мероприятия претендуют на статус главного архитектурного смотра. Традиционно таковой считается Венецианская архитектурная биеннале. И впервые за более чем 20 лет у нее появился достойный соперник: в октябре в Барселоне прошел Всемирный архитектурный фестиваль.
С одной стороны, сравнивать эти мероприятия не совсем корректно. Биеннале в Венеции имеет богатейшую историю, за ее плечами – десятки хрестоматийных экспозиций, судьбоносных кураторских манифестов и громких архитектурных премьер. Всемирный архитектурный фестиваль (ВАФ) был проведен в этом году впервые, однако цели имеет самые амбициозные – стать наиболее информативным и представительным профессиональным архитектурным смотром. И с самого начала он показал, что способен их добиться.
Пожалуй, принципиальная разница между биеннале и фестивалем заключается в том, что если выставка в Венеции – это выставка идей и концепций, эдакая слаженная попытка многих стран представить будущее архитектуры, то ВАФ – выставка зданий и только зданий, построенных в течение последнего года либо утвержденных и строящихся. И если биеннале во многом носит стихийный характер: у нее есть куратор (в этом году им был известный архитектурный критик Аарон Бетски), который придумывает тему выставки, и каждая держава стремится раскрыть ее в глубоко произвольной форме, то ВАФ – пример смотра, в котором все изначально продумано до мелочей. Организаторы фестиваля очень жестко регламентировали не только сроки подачи материала, но и способ, низведя формат каждого стенда до двух простейших планшетов.
В результате биеннале изобиловала концептуальными экспозициями, зачастую далеко не сразу поддающимися внятной трактовке, а ВАФ являл собой пример сухой, деловой и оттого предельно информативной выставки, наглядно продемонстрировавшей наиболее актуальные тенденции развития современной архитектуры и строительства. Однако, обо всем по порядку.
Нужно признать, что по степени неоднозначности и даже абстрактности темы биеннале ее нынешний куратор Аарон Бетски побил все рекорды. Сформулированная как «Out there. Architecture beyond building», она переводилась и трактовалась десятками различных способов. Официальный же перевод темы биеннале звучал так: «Извне. Архитектура помимо зданий», и в этом случае смысл кураторского запроса следует трактовать как расширение понимания роли зодчества в современном мире и обществе. Только ли строительством всевозможных зданий ограничивается миссия архитектора?
Многие павильоны построили свои экспозиции, опираясь на просто выводимую формулу «архитектура – здания = ландшафт». Собственные сады были разбиты вокруг павильонов Японии и США, а Германия трактовала ландшафтный дизайн как средство заботы об экологическом благополучии планеты: деревья в немецком павильоне были уподоблены пациентам клиники капельницами, бинтами, марлевыми повязками. Мысль о том, что архитектура есть подразделение экоспаса и от того, что мы строим, зависит здоровье планеты, оказалась очень близка и Дании: в ее павильоне на гигантском макете земного шара была представлена целая ecotopedia – энциклопедия экологических проблем и катастроф.
Еще одна формула, выведенная кураторами национальных павильонов из послания Бетски: «архитектура – здания = протоформы». В эту концепцию равно вписывались и юрта, построенная в Арсенале Тотаном Кузембаевым (внутри юрты особо любопытные посетители могли обнаружить автомобиль разновидности fiat, ноутбук, сотовый телефон), и деревянная пергола, созданная Николаем Полисским на террасе павильона России, и нарочито примитивные дома китайских архитекторов из коробок, фанеры и оргалита. Отсыл к данной формуле можно было увидеть и во многих экспозициях итальянского павильона, традиционно посвященного экспериментальным высказываниям. Например, Doodles Фрэнка Гери, получившего главного «Золотого льва» за вклад в архитектуру. Слово это переводится как «эскизы», «наброски» или даже «каракули» – то есть самые первые непроизвольные линии, которые рука архитектора, задумавшегося о будущем проекте, выводит сама.
Или инсталляция Херцога и Де Мерона, сделанная совместно с китайским художником Ай Вейвеем: просторный зал хаотично прорезают загадочные конструкции из длинных бамбуковых жердей, к которым на разной высоте привязаны обычные стулья.
В этом же ключе выступила Заха Хадид, установившая в Арсенале узнаваемую текучую форму – «прообраз мебели»; Грег Линн, изготовивший гигантскую мебель утрированных форм из переработанных детских пластмассовых игрушек, и нидерланды UN Studio, умудрившиеся впихнуть в павильон очень скромных размеров объемную модель ленты Мёбиуса. Но, пожалуй, остроумнее всего в рамках биеннале поступила Бельгия, решившая, что «архитектура – здания = пустота»: ее павильон действительно был совершенно пуст, а белизну девственно чистых стен скрашивал пол, щедро усыпанный конфетти.
Лишь несколько павильонов решились проигнорировать задание куратора и представили то, без чего архитектура, какие бы интерпретации ни существовали и какие бы эксперименты ни ставились, немыслима, а именно здания. Великобритания показала экспозицию, посвященную пяти бюро, строящим жилье – в наш технократический век, увы, архитекторы строят жилье все неохотнее. Испания, Франция и Россия пошли по еще более простому пути и представили свои последние новостройки.
Наиболее наглядным оказался павильон Франции: макеты зданий были помещены в ярко подсвеченные прозрачные кубы, которые можно было вертеть во все стороны, изучая объекты со всех возможных ракурсов. Испания разместила свои макеты в традиционных стеклянных витринах и на стенах, а Россия – на квадратных тележках, поставленных в шахматном порядке на гигантской доске. Клетки были выкрашены в красный и белый цвета – на первых стояли макеты зданий российских архитекторов, на вторых – объекты иностранных зодчих, спроектированные специально для России. Надо ли говорить, что среди первых преобладали постройки двух-, трех- и даже семилетней давности, среди последних – проекты, реализация которых вызывает много вопросов. В целом же перед посетителями павильона был разыгран «Турнир за Россию», в которой, по замыслу куратора Григория Ревзина, россияне и иностранцы участвовали на равных. Так ли это в реальности, сказать очень сложно, но в рамках российского павильона в Венеции такую партию провести удалось.
Всемирный архитектурный фестиваль, прошедший с 22 по 24 октября в Барселоне, являл собой полную противоположность биеннале. Во-первых, он длился всего три дня (что по сравнению с двумя с половиной биеннальными месяцами кажется почти несерьезным), во-вторых, здесь авторитетное жюри выбирало не лучшую экспозицию, но лучшее здание года. ВАФ сделал ставку не на идею, но на типологию, стремясь показать посетителям все многообразие строящихся на планете зданий. 17 категорий (по 6 подкатегорий в каждой) позволили разместить в рамках одной выставки и масштабные градостроительные проекты, и коммерческую архитектуру, и социальные объекты, и произведения ландшафтного дизайна. Представленные проекты в рамках одной номинации сильно отличались друг от друга по банальным техникоэкономическим показателям, качеству архитектурных и инженерных решений, и, конечно, именитости своих создателей. Зачастую объекты были настолько разными, что их было сложно сравнивать, и это, пожалуй, главный упрек, который организаторы фестиваля получили от критики. На фоне творений Николаса Гримшоу, Криса Уилкинсона и Ричарда Роджерса объекты молодых архитекторов зачастую выглядят не более чем студенческими работами. Впрочем, кто сказал, что планка для молодых не должна быть высокой?
Как уже говорилось, проекты презентовались в максимально лаконичной форме: на каждый отводилось по два планшета формата А2, на которых авторы могли на свое усмотрение разместить фотографии, планы и краткие описания проектов. Такой подход к организации экспозиции позволил не только унифицировать подачу информации о номинантах, но и сделать ее максимально дешевой, что для участников фестиваля (каждое архитектурное бюро платило за участие €1000 и расходы по экспонированию своих объектов также брало на себя) было очень немаловажным условием. Подобная изначальная «коммерциализация» фестиваля вызвала много нареканий, однако нельзя не признать ее один Большой плюс. В отличие от привычной биеннале, в Барселоне за архитектурную награду боролись не державы, но отдельно взятые компании, что с точки зрения выхода тех или иных команд на международный уровень гораздо перспективнее. В Венеции узнать имена наиболее интересных молодых проектировщиков той или иной страны было подчас задачей, подвластной лишь детективу, тогда как в Барселоне вниманию девелоперов и журналистов были предложены готовые досье: страна такая-то, бюро такое-то, специализируется на том-то. Неоценимую поддержку в этом смысле оказывает и сайт ВАФ, чрезвычайно насыщенный информацией и иллюстрациями и заменивший традиционный каталог (кстати, еще одна статья экономии бюджета мероприятия).
В каждой категории жюри за два первых дня работы фестиваля определило лучшие объекты, и они, в свою очередь, получили шанс побороться за Гран-при фестиваля – «Международное здание года». В этот момент на ВАФ случился забавный конфуз. Жюри, выбирающее Гран-при, должен был возглавить Норман Фостер, и его имя на протяжении всего периода подготовки фестиваля препод носилось организаторами как один из главных бонусов: мол, даже самые молодые и начинающие архитекторы смогут представить свои проекты Архитектору Номер Один.
Однако вечером 23 октября стало известно, что проект реконструкции внутреннего двора Смитсоновского музея в Вашингтоне, выполненный Norman Foster & Partners, признан лучшим в категории «Старое и новое», и потому сам Фостер судить претендентов на Гран-при уже не может. Иными словами, обещанное ружье так и не выстрелило в конце третьего акта: возможно, Фостером будут заманивать на ВАФ и в следующем году.
