Generic selectors
Exact matches only
Search in title
Search in content
Post Type Selectors

Стивен Холл — феноменология архитектора

События

Биография — Стивен Холл

Стивен Холл родился в 1947 году, окончил Университет штата Вашингтон и Архитектурную ассоциацию в Лондоне. В 1976 году основал бюро Steven Holl Architects. В июле 2001 года журнал Time присвоил Холлу титул «Лучший архитектор США» за «здания, которые настолько же духовны, насколько красивы». Его работы отмечены многими престижными наградами, среди которых многочисленные премии AIA (Американского института архитекторов), медаль Алвара Аалто (1998), Золотая медаль Французской Академии архитектуры (2001 ), Cooper Hewitt National Design Award (2002). С 1981 года Стивен Холл преподает в Колумбийском университете. Он автор многих книг и эссе по архитектуре, среди которых Questions of Perception: Phenomenology of Architecture (1994), Parallax (2000), Idea and Phenomena (2001 ).

Феменология Стивена Холла

Sail Hybrid («Парус-гибрид»), Нокке-Хейст, Бельгия, 2005 г. Арх. Стивен Холл

В 2001 году журнал Time назвал Стивена Холла лучшим из ныне здравствующих американских архитекторов. Такое определение ко многому обязывает, и, к чести мастера, каждый новый его проект вызывает все больший интерес. Среди наиболее известных и уже хрестоматийных работ 57-летнего Холла – частный дом у океана на Мартас-Вайнь- ярд, Часовня святого Игнатия в Сиэтле, Музей современного искусства «Киазма» в Хельсинки и жилой комплекс в Фукуоке. Образы монументальных фасадов и контрастирующих с ними биоморфных интерьеров общежития «Симмонс Холл» в Массачусетском технологическом институте месяцами не сходили с обложек архитектурных журналов. Новое здание породило множество дискуссий о сочетании эстетики и функциональности в зодчестве.

Нашему интервью в нью-йоркском офисе Холла предшествовала его поездка в Россию, где он побывал впервые. С особой гордостью архитектор продемонстрировал фотокарточку красного квадрата – заваленного снегом надгробного камня на могиле Казимира Малевича.

Каковы ваши впечатления от Москвы?
Я пробыл в Москве немногим больше недели. Меня поразили и многослойная история этого великого города, и его противоречия. Например, очень впечатлило ваше метро. Однако я был не менее потрясен нерешительностью российских  архитекторов. После посещения Китая, где я занимаюсь несколькими крупными проектами, мне показалось, что Москва пребывает в спячке.

Какая страна сегодня наиболее интересна с точки зрения архитектуры?
Стивен Холл: Архитектура – очень условная деятельность, и намного больше зависит от заказчика, а не места. В 1991 году я имел удовольствие работать над жилым комплексом в Фукуоке в Японии. Нас понимали с полуслова и во всем следовали нашим предложениям. Спустя несколько лет мы опять работали в этой стране, и это была настоящая пытка, потому что заказчик не разделял наших интересов. В конце концов мы победили, получился отличный проект. После 30 лет практики я все больше убеждаюсь в том, что самое главное в архитектуре – это встретить хорошего заказчика, а все остальное, включая бюджет, уже менее значимо.

Архитектура Стивена Холла
И все же самые неожиданные и смелые проекты строятся сегодня в Китае. Расскажите о ваших проектах в этой стране.
С.Х.: Я работаю над музеем в Нандзине для Международной архитектурной выставки, координатором которой выступает Арата Исодзаки. Для строительства 25 объектов он пригласил архитекторов со всего мира. А в Пекине нам заказали проект жилого комплекса на 800 квартир из восьми 22-этажных башен, соединенных мостами на уровне 20-го этажа. Это будет практически парящий квартал со своей инфраструктурой.

Вы построили множество крупных жилых комплексов и культурных центров. Вам по-прежнему интересны небольшие частные дома?
С.Х.: Конечно, я занимаюсь четырьмя подобными постройками – это «Плоский дом» в Финиксе, «Жилище коллекционера гвоздей» в графстве Эссекс (Нью-Йорк), «Дом-турбулентность» в Нью-Мексико и «Дом, написанный светом» на Лонг-Айленде. Я наслаждаюсь процессом реализации проекта и нахожу в нем истинную поэтичность. Масштабность – это не главное. Частный дом можно создать в очень короткий срок – от
него получаешь удовольствие, словно от удачного четверостишия.

Некоторые архитекторы не решаются строить частные жилища не только для других, но и для себя. К примеру, Питер Айзенман считает, что вряд ли кто-нибудь захочет жить в спроектированном им доме, и заказал дизайн квартиры своему студенту. Даниэль Либескинд также нанял друга для разработки интерьера своей новой манхэттенской квартиры. Его объяснение таково: «Вы же не требуете от парикмахера стричь себя самого!»
С.Х.: Я придерживаюсь другой позиции. Я живу в доме, в той маленькой черной морщинистой коробочке (Холл указывает на крошечный картонный макет на подоконнике). Это мое загородное жилище в полутора часах езды к северу от Нью-Йорка.
Я спроектировал и построил его в 2001 году и до сих пор его очень люблю. Я верю в феноменологию архитектуры, в ее восприятие всеми нашими чувствами, поэтому все в доме сделал своими руками. Интеллектуального измерения, идей и теорий, недостаточно. Мне нравится создавать маленькие сооружения, которые чувственно интенсивны. Поэтому я продолжаю проектировать частные дома, хотя это и не приносит прибыли. Но ведь это доставляет невероятное удовольствие и дает возможность для экспериментов.

Вы употребили непонятное многим слово «феноменология». Вашу архитектуру именно
так часто и называют – феноменологической. Объясните, что вы вкладываете в это понятие.
С.Х.: Такая архитектура учитывает движение человека в пространстве и его восприятие света, цвета, геометрии, запаха, звука, поверхности и материала. Эти феномены очень ценны в архитектуре, и, скажем, кинематограф никогда не отберет это у нее. Архитектура – единственное искусство, постичь которое можно только исследовав его феноменологическое измерение.

Восемь башен Linked Hybrid соединены мостом на уровне 20-го этажа. Пекин, Китай, 2004 г. Арх. Стивен Холл К примеру, если посетите мой музей «Киазма» и поднимитесь по протяженному пандусу, пронизывающему анфиладу галерей и ведущему к главному залу на самом верху, то испытаете особые ощущения. Однако фотографии этого пространства вам ничего не расскажут – измерение личного восприятия человека и есть одна из ипостасей моей профессии. В 1994 году я написал эссе «Вопросы восприятия: феноменология архитектуры». В нем одиннадцать глав и столько же разновидностей феноменов.

К примеру, сейчас я разговариваю с вами и одновременно смотрю в окно на Гудзон. По реке проходит небольшое судно, в небо поднимается вертолет. Важно, что в нашем разговоре присутствует эта действительность. Ведь мы не находимся в темном закрытом помещении. Таким образом, сочетание всех этих элементов конкретизирует данную ситуацию в пространстве. Архитекторы должны учитывать все связанные с проектом измерения, а не придумывать что-то обособленное и абстрактное на белом листе бумаги, сидя в своем офисе.

Почему вы решили посвятить себя архитектуре?
С.Х.: Сколько я себя помню, мне всегда хотелось что-то мастерить. Мой отец и брат были скульпторами, и вместе мы построили множество маленьких конструкций во дворе нашего дома в Брементоне, штат Вашингтон. Это великое счастье – мастерить, строить, рисовать и мечтать.

Кто же привел вас в профессию?
С.Х.: Никто. Когда пришло время поступать в университет, я заявил: «Выбираю архитектуру». Возможно, самое большое влияние на меня оказал Рим, куда я отправился учиться в 1970 году – с тех пор и остался верным своей профессии. В 1974 году, в 25 лет, я получил лицензию архитектора. Но у меня не было заказчиков и тогда пришлось вернуться к учебе. Я поступил в Архитектурную ассоциацию в Лондоне. В те годы ею руководил Алвин Боярский, а Заха Хадид была студенткой в классе Рема Колхаса.

Ваши проекты всегда основаны на какой-то концепции. Почему вы считаете важным присутствие теории и философии в архитектуре?
С.Х.: Трагедия нашего времени – в их недостатке. Архитектура нуждается в них, ведь это искусство, создаваемое на века.

Ваш коллега Бернар Чуми полагает, что формы в архитектуре больше не важны, а главное – это идеи и концепции. Вы согласны?
С.Х.: В 1989 году в своей книге «Идея и феномен» я написал, что идея – это сила, движущая дизайн. Но действительно важная составляющая архитектуры — феноменологический опыт восприятия пространства, текстуры и света. Все эти вещи пересекаются. Поэтому неправильно заявлять, будто форма не важна.

Архитектура – это звено между идеей и формой?
С.Х.: Это звено между идеями, философией, светом, пространством, нашими надеждами и материальностью мира. Она включает в себя все. Люди чувствуют, сколько энергии и времени тратится на создание проекта. Я построил небольшой винный центр в Австрии, использовав очень простые идеи. Он слегка наклонен в одну сторону, на его бетонных и металлических фасадах – редкие прорези, а внутри поверхности покрыты пробковыми панелями. Представьте себе, более десяти тысяч посетителей устремляются туда ежемесячно. Это место настолько популярно, что заказчик пригласил меня построить рядом отель, чтобы удовлетворить возросшее количество приезжих. В этом случае мне удалось осуществить проект, энергию которого чувствуют многие.

Какие здания вы бы рекомендовали посетить?
С.Х.: Мне кажется, монастырь Ла-Турет Ле Корбюзье возле Леона, так как он олицетворяет множество идей этого великого архитектора. Это действующий монастырь, и вы можете остановиться там на ночлег. Пожалуй, это самое сильное впечатление от соприкосновения с современной архитектурой, которое я сам не раз испытывал. Еще капелла в Роншане, опять же Ле Корбюзье, и офисное здание компании «Джонсон Вакс» в Висконсине по проекту Фрэнка Ллойда Райта.

Расскажите, как вы придумываете концепции проектов.
С.Х.: Это очень просто. Я начинаю искать образы и слова, которые мне легче всего выразить акварелями. Я могу показать, как зарождалась любая из моих работ, так как пишу акварели одного и того же размера уже больше 20 лет. Все они хранятся здесь (Стивен Холл указывает на вереницу полок, заставленных аккуратно надписанными картонными коробками). Иногда я исследую несколько совершенно разных направлений, иногда нахожу решение с первой попытки, а бывает, что и после шести месяцев напряженного поиска мне не удается найти ключ к разгадке.

Один критик сравнил вашу архитектуру с «увеличительным стеклом, которое позволяет сфокусировать наши чувства на фундаментальных элементах»
С.Х.: Мне нравится это сравнение. К примеру, Институт Солка в Ла Хойе в Калифорнии, спроектированный Луисом Канном, также хорошо иллюстрирует это высказывание. В нем видно пространственное взаимодействие основных элементов и сочетание целого с окружающим ландшафтом.

Ваш Музей современного искусства в Хельсинки называется греческим словом «хиазма», что означает «расположение чего-либо в виде греческой буквы X». Почему вы решили исследовать тему перекрестия в своем проекте и почему назвали его по-гречески?
С.Х.: Это был концептуальный проект. Наша идея заключалась в исследовании скрещивания между урбанистической тканью и пейзажем, контуром арки нашего здания и аркой траектории движения Солнца. По условиям конкурса должно было быть кодовое название. Я предложил английское –Intertwining («Перекрестие»), но потом изменил на греческое Chiasma из текста французского философа Мориса Мерло-Понти The Intertwining, The Chiasma. Когда мы выиграли конкурс, представители музея захотели сохранить наше кодовое имя в названии музея, но в финском языке сочетания букв ch не существует. Тогда они заменили ch на «к». Теперь музей называется «Киазма», а его адрес – Хельсинки, площадь Киазма, №1.

В вашем проекте нового Всемирного торгового центра, сделанном совместно с Ричардом Майером, Питером Айзенманом и Чарльзом Гуотми, вы попытались создать новый тип здания в поистине грандиозном масштабе. Вы считаете, что будущее за горизонтальными небоскребами?
С.Х.: Я работаю над этой идеей много лет, к примеру, исследовал ее в конкурсном проекте для Американской мемориальной библиотеки в Берлине. Мне важно экспериментировать с возможностями городов XXI века, в которых динамичные урбанистические пространства существовали бы не только на поверхности, но и над ней.

Эль Лисицкий экспериментировал с горизонтальными небоскребами еще в 20-е годы прошлого века.
С.Х.: Безусловно, идеи Лисицкого, а также Марка Стема серьезно повлияли на мои проекты.

Правда ли, что концепция дизайна «Симмонс Холла» в Массачусетском технологическом институте, по словам одного из критиков, базируется на структуре обычной мочалки для купания?
С.Х.: Конечно же, нет – нашей концепцией была пористость. Вместо обычных стен мы хотели создать ощущение открытости. Простейшая метафора – это морская губка. Она прорежена множеством отверстий, которые развиваются вглубь в разных направлениях. Однако кое-кто воспринял эту идею слишком буквально и написал, будто я придумал концепцию, оказавшись в душевой с мочалкой в руке. Знаете, мы, архитекторы, живем под страхом выходок журналистов.

Повлиял ли на дизайн вашего здания знаменитый «Марсельский дом» Ле Корбюзье?
С.Х.: К его влиянию можно отнести только колористику фасадов. У нас же цвета не просто составляют яркую мозаику, а демонстрируют структурную энергию здания. Разные части фасадов окрашены разными цветами, в зависимости от того, какую нагрузку они несут.

О каком проекте вы мечтаете сегодня?
С.Х.: Мой проект-мечта – это Хай-лайн (Холл указывает на заброшенную эстакаду грузовой
железнодорожной ветки, проходящую прямо под окнами офиса). Я работаю над тем, какой могла бы быть эта часть Нью-Йорка уже более 20 лет. Однажды Хай-лайн превратится в парковую полосу, грациозно парящую над городом. Это место будет доступно всем, и с него откроется совершенно неожиданная перспектива.

Поделиться с друзьями
Алексеев Дмитрий

Автор статьи: главный редактор проекта, эксперт в области недвижимости и строительства, член саморегулируемой организации арбитражных управляющих.

Оцените автора
Деловой квартал