Столетний юбилей самого известного латиноамериканского зодчего, автора книг (последнее прижизненное издание — «Моя архитектура — 1937-2004») и множества статей по архитектуре, в начале третьего тысячелетия, в 2007-м, отмечался всем миром. Мастер принимал поздравления за рабочим столом. «Легенда современности», «живая легенда», «классик XX века», «последний великий архитектор XX века», «поэт архитектуры». Так называют кавалера папского рыцарского ордена Святого Григория Великого, французского ордена Почетного легиона, австрийского почетного знака «За науку и искусство», ордена Сантьяго (Португалия), ордена Дружбы (Россия, к 100-летнему юбилею), ордена Дружбы народов (СССР), командора Ордена искусств и литературы (Франция), ордена инфанта дона Энрики, лауреата Ленинской премии мира — Оскара Нимейе-ра, лауреата профессиональной Притцкеровской премии (1988). Почти полсотни наград и титулов… Мир от Ганы и Венесуэлы до Парижа и Берлина словно коллекционирует постройки Нимейера. Самая большая их коллекция в родном для архитектора Рио-де-Жанейро. А всего — более 600.
Оскар Нимейер или, точнее, Ошкаер Рибейру ди Алмейда ди Нимейер (бразильцы произносят на немецкий лад — Нимайер) Соареш Филью, пояснял любопытным, что в его имени объединились арабские, португальские и немецкие имена (родители португальцы, фамилия матери — Рибейру, отца — Суареш; отец из благодарности присоединил к своей фамилию дяди-немца, в семье которого он воспитывался); что, как и большинство бразильцев, он — караока, метис, чем всегда гордился.
Оскар родился 15 декабря 1907 года и рос в семье деда со стороны матери, который занимал на тот момент пост министра по делам федерального Верховного суда Бразилии. (Сейчас улица, где прошло его детство, носит имя деда — Рибейру ди Альмейды. Но к слову сказать, мастерская ставшего уже знаменитым на весь мир зодчего находилась на океанской набережной, названной уже в его честь.) А бабушка, будучи дочерью владельца крупной фазенды, умело вела домашнее хозяйство, по старинке требуя от прислуги рабского подчинения. (Рабство было отменено только в 1888 году, она его еще застала). Однако к внуку властные амбиции любимой бабушки не перешли. Всю жизнь Нимейер сохранял отчаянную надежду на рождение общества, где бы не торжествовали законы капиталистической собственности и эксплуатации, общества, заботящегося о нуждах простых людей.
Нимейер добивался своей главной цели разными способами: раздавал листовки на улицах, издавал журналы, спорил и возводил дома. Верил, что они-то станут особыми — здания, выполненные по его чертежам, дома, в которых люди будут жить в ладу друг с другом.
Первой самостоятельной его постройкой стали детские ясли в Рио. Архитектору тогда исполнилось 30 лет. За плечами была учеба в элитном частном колледже, затем в Национальной школе изящных искусств (сейчас это — Национальный архитектурный институт), которую он окончил в 1934-м, ранняя женитьба в двадцать один год, начало сотрудничества (с 1932 года) в совместной мастерской с Грегори Варшавчиком (выходцем из России) и Луисом Костой, пионерами национальной бразильской архитектурной школы. Дружбу с Костой и уважение к этому выдающемуся зодчему-новатору, градостроителю Нимейер сохранил до конца жизни, разделяя и дополняя его идеи. (Кроме того, Коста был ответственным за охрану и реставрацию национальных памятников, а потому и его ученику привелось досконально изучить зодчество родной страны). Нимейер защитил выходящий на улицу западный фасад здания яслей, а значит, и их маленьких обитателей, от палящих солнечных лучей с помощью поворотных вертикальных планок, создающих эффект жалюзи… Жалюзи из бетона. Различные типы такой защиты, разработанные им в дальнейшем, с благодарностью используют многие архитекторы в жарких странах.
В 1936 году совместно с группой архитекторов под руководством Косты Нимейер принял участие в проектировании здания Министерства просвещения и здравоохранения в Рио-де-Жанейро (дворец Гуштаву Капанемы). Ему привелось (впрочем, это не точное слово: чтобы передать самоощущение молодого Нимейера, надо сказать — посчастливилось) несколько недель поработать с франко-швейцарским зодчим Ле Корбюзье, который оставил здесь два эскиза. Именно их Комиссия архитекторов и положила в основу проекта. К гению Ле Корбюзье Нимейер сохранил «омаж», огромное уважение, на всю жизнь. Еще в проекте яслей он предусмотрел на крыше сад, следуя одному из пяти правил современной архитектуры швейцарского мастера. В дворце Гуштаву Капанемы применено и другое важнейшее правило Корбюзье: дом поднят на своеобразные котурны, столпы-пилоти, что освобождает пространство под ним.
В 1939 году Нимейер становится руководителем этого проекта и завершает его осуществление. Сплошной солнцезащитный фасад на модернистском строении с легко проветриваемыми помещениями и использование азулежуш (цветных керамических плиток) в декоре свидетельствовали о том, что зодчие, следуя правилам «интернациональной архитектуры», в своем отборе выразительных и функцонональных средств все же хорошо осознавали и учитывали местные особенности: ведь для Рио характерны обилие солнечных дней и повышенная влажность.
В том же году слава Нимейера перешагнула границы его страны: на Всемирной выставке в Нью-Йорке он вместе с Костой и инженером Винером возводит национальный павильон Бразилии: легкую постройку, парящую на тонких колонках, к главному корпусу которой словно низкий трамплин возносится пешеходный пандус. Плавному изгибу пандуса вторит линия пруда, на берегу которого — ресторан.
Нимейеру было 33 года, когда мэр города Белу-Оризонти, Жуселину Кубичек, пригласил его возглавить проект по созданию вокруг искусственного озера в пригороде Пампулья зоны отдыха. Пампулья оказалась не только первой самостоятельной большой работой мастера, которой он гордился всю жизнь, — сегодня она считается «колыбелью современной бразильской архитектуры», рождением «бразильского стиля». Полученный здесь опыт работы трудно переоценить: позже, уже будучи автором административных зданий города Бразилиа, зодчий отмечал, что «Пампулья была началом новой столицы. Такая же беготня, такой же энтузиазм».
За последующие 10 лет архитектор выполнил более 30 проектов, многие из которых успешно реализовал: частные виллы и госучреждения, общественные постройки — гостиницы, аэропорты, больницы, музеи, банковские здания, спортивные сооружения. Им присущи конструктивная свободная планировка, максимум функциональности и железобетона. Однако строгость силуэтов, характерную для стиля учителей Нимейера — Луиса Косты и Ле Корбюзье, — он смягчал экспрессией гибкой линии, вдохновленной барочным зодчеством, природой родной Бразилии и очарованием фигур ее красавиц. Его коллеги-земляки легко восприняли подобную морфологию.
И когда в 1950 году мэтра спросили, как бразильская архитектурная школа смогла стать столь значительной в современном мире, Нимейер указал, что его соратникам удалось преодолеть сухость ортодоксального функционализма и в поисках особо выразительной пластики совместить податливость новейших материалов с «инстинктивной любовью к изгибу, родственной нашему барокко колониальной эпохи». В облике зданий, по его утверждению, непременно должны проглядывать чувственные, свободно плывущие кривые, как линии гор родной страны, изгибы ее рек, океанских волн, как тело любимой женщины…
Среди сотен проектов, вышедших из мастерской Нимейера, многие здания стали достопримечательностями. В 1950-1960-е годы это Учебный авиационно-технический центр, в Сан-Жозе-душ-Кампуш; 38-этаж-е здание жилого дома «Копан», павильон Биеннале в Сан-Паулу; Южно-американский госпиталь (больница «Сул-Америка») в Рио-де-Жанейро, здание Международной выставки жилища в Западном Берлине, а также издательство «Мондадори» (1968) в Милане, университет в Константине (Алжир, 1969). Еще с 1940-х годов он, выполняя государственные заказы и заказы крупных фирм, параллельно строил множество частных резиденций: дом Пруденти де Мораиш Нетто в Рио (1943-1949), дом министра Гуштаву Капанемы (1947), Лионеля Миранды (1952), парк «Ибирапуэра» (1954).
Шедевром назовут его собственный дом на наклонной местности с видом на океан в Каноа, под Рио, — поистине образец органической архитектуры. Даже его нереализованные проекты, такие как музей современного искусства в Каракасе (1955), в виде перевернутой пирамиды на вершине скалы, с узнаваемым пандусом, привлекали внимание знатоков.
Но подлинным «подарком судьбы» можно считать еще одно предложение Кубичека, которое он сделал архитектору после своего избрания президентом республики: возвести на пустынном месте целый город, новую столицу, название которой образовали, лишь добавив две буквы к названию страны — Бразилиа (по-португальски Бразилия произносится как Бразил).
По замыслу же здесь должна была измениться жизнь. Та самая, что в Бразилии, с одной стороны, — яркая, с карнавальной самбой, футболом, небоскребами и роскошными пляжами, а с другой — с не менее знаменитыми фавелами, то есть нищими кварталами, и «генералами песчаных карьеров». (К слову сказать, с 1984 года всемирно известный карнавал в Рио проходит на самба-дроме, устроенном по проекту Нимейера.)
Три столетия колониальные, имперские, а затем и республиканские правительства Бразилии и их оппозициоеры мечтали о переносе столицы из перенаселенного Рио-де-Жанейро. В XVII и XVIII веках город на побережье Атлантики, сосредоточивший запасы португальского зотота и других богатств, был лакомой приманкой для захватчиков со стороны океана, а значит, постоянно существовала угроза независимости самой страны. Но и в XX веке огромной стране с бескрайними просторами требовался перенос столицы в глубинные районы, ибо баланс экономики был нарушен в пользу побережья, из-за чего оставались неосвоенными огромные пространстве. Для внука чешских эмигрантов с цыганскими корнями Жуселину Кубичека ди Оливейра Бразилиа стала предвыборным президентским лозунгом.
Кубичек обещая своему народу рывок в развитии страны благодаря постройке новой столицы. Он не только предложил Нимейеру возглавить ее проектирование (это случилось в 1956 году), но и отстоял его кандидатуру у политической полиции, которая была категорически против такого назначения (многих раздражали коммунистические убеждения архитектора о неприемлемости эксплуатации, о равном для всех праве на счастье).
Президент (как и Коста, он был лишь на пять лет старше своего друга) дал Нимейеру полную свободу в разработке генерального плана, но тот настоял на проведении открытого международного конкурса, на котором оказались представлены 26 тщательно исполненных проекта. Однако был принят эскиз, снабженный рукописными комментариями, его друга и учителя Луиса Косты — Оскар Нимейер умел дружить. (К слову сказать, подсчитано, что к 1965 году по просьбам друзей он бесплатно сделал 53 архитектурных проекта.) А еще он был легок характером и весел. Инициативный, резкий, чувственный. Интеллектуал. Повеса. Трудоголик — когда по достижении столетнего возраста из-за разных недомоганий его заботливо укладывали в госпиталь, он протестовал: «Мне нужно работать, мне нужны друзья». Играл на укулеле — маленькой гавайской гитаре — и был любимцем в любой компании, что так пригодилось в мучительный и героический период строительства новой столицы. И главное, помимо великого творческого дара он обладал незаурядными административными способностями.
Прежде всего бросается в глаза символичность, образность чертежа. Будущий город на плане, названном Piloto, одновременно похож и на крест, и на самолет, и на лук со стрелой, и на птицу в полете. Сам Коста говорил о бабочке.
На основе «рисунка» Косты проектировщики под руководством Нимейера разработали смягчающий недостатки эскизного решения окончательный вариант. Основные здания для Бразилиа Оскар Нимейер проектировал уже сам.
Министр обороны выпытывал тогда у архитектора, каким будет здание его подведомственного министерства: в современном стиле или в классическом. Нимейер задал ему встречный вопрос: «А вы, генерал, какое оружие предпочитаете — классическое или современное?» В языке современной архитектуры Нимейер видел инструмент корректировки существующей реальности…
В интервью Нане Геташвили Нимейер так вспоминал о начале строительства: «Я посмотрел на все это еще раз, на несправедливость и нищету, и сказал: “Можем начинать работу”». Через полтора года лихорадочной подготовки строительство на пустынном плато, куда не вела ни одна дорога, началось.
Архитекторы под руководством Нимейера, почувствовав необходимость быть рядом со своим рождающимся неимоверно ударными темпами детищем, решили на месте продумывать новые проекты и обеспечивать непрерывный и быстрый ритм работы, что достигается лишь при четком и строгом режиме». Августовским утром 1958 года 15 человек прибыли в Бразилиа — пока еще безмолвную и заброшенную землю, «бескрайний и пустынный сертан» (сертанами называют внутренние засушливые районы Бразилии). Та жизнь, на которую они обрекли себя, напоминает жизнь в сталинских зшкавэдэшных шарашках, с главным отличием — «все были друзьями, всех влекла романтика».
Впрочем, для всего мира вторая половина 1950-х была временем надежд. Западные историки культуры обозначили его словом «чиз». «Помню наши неприхотливые жилища — кровать, стол, стулья да ящики — и вместе с тем энтузиазм, который заставлял нас забыть обо всем и думать только о работе, о рождении города», — рассказывал Нимейер. И за несколько месяцев до окончания срока президентских полномочий Кубичека, строители вручили ему ключи от города, а он поднял над новой столицей флаг страны. Это произошло 11 апреля 1960 года, когда празднуется День независимости Бразилии, а также день открытия новой земли португальским мореплавателем Педру Алваришем Кабралом. Двадцать первого апреля полуденное солнце находится точно между двумя башнями-близнецами, освещая главную ось столицы, вплоть до мемориала Жуселину Кубичека.
Первые строительные материалы на эту красную, словно источающую жар, землю доставлялись на самоселах. Деревья — из Амазонии и Африки. Из Канады в огромном количестве шли рулоны травы. Их раскатывали и получались зеленые лужайки. Через некоторое время они высыхали. Срочно привозили новые.
Первым этапом строительства было создание искусственного водохранилища Парануа (по реке, перегороженной плотиной), и оно вышло огромным — 80 километров в длину, 5 — в ширину. По замыслу территория вокруг озера должна была стать общегородской зоной слыха и центром водного спорта. Вода присутствует в том или ином виде, практически в каждом объекте Ни-мейера. Он считал, что «эта субстанция во что угодно способна вдохнуть жизнь»…
Политики и бюрократы не спешили перебираться в новую столицу. Тогда президент Кубичек удвоил им заработную плату. И сегодня становится все больше сваей, предпочитающих жить в этой странной метрополии, «внутри» произведения современного искусства. Юрий Гагарин, после того как впервые побывал в Бразилиа, говорил об этом этом таинственном городе: «С другой планеты, которая — не Земля».
Город, задуманный и построенный по единому плану, воплощает мечту об идеальном технополисе. В нем разработаны автономные системы движения для пешеходов, автомобилей и общественного транспорта, нет перекрестков, и даже сейчас, когда машин и населения стало намного больше, здесь нет заторов. И центра столицы в европейском понимании тоже нет. Ее рассекают пять широких дорог. Разделенные пространством в 200 метров, они расходятся в разные стороны. Кое-где Нимейер увел дороги под землю, «чтобы машины не мешали людям передвигаться». (В идеале он желал, чтобы машины ездили на высоте двух метров над площадями, которые не будут традиционно ограничены со всех сторон постройками, чтобы человек, оказавшись на его площади, видел вокруг только бесконечность…)
Знаменитая площадь Трех властей, ставшая благодаря архитектуре Нимейера мировой достопримечательностью, занимает «носовую часть» виртуального самолета. Две четкие оси Бразилиа разделены функциями. «Корпус» (ось восток — запад) — отдан правительственным зданиям. Крылья (север — юг) — жилым кварталам, каждый из которых имеет свою торговую улицу, свои школы, стоянки для автомобилей, церковь. В каждом микрорайоне — спортивный комплекс. Внутри зеленых жилых кварталов автомобильного движения почти нет, везде покой и чистый воздух. Жилые улицы соединяются в «суперквадрас» (кварталы) с улицами, предназначенными для торговли и мест отдыха. Здесь много парков — в Бразилиа больше зелени на человека, чем в других городах страны. И даже самые простые дома для госслужащих (не выше шести этажей) поставлены так, что из окон домов не видно соседних.
Типовые министерские здания Бразилиа находятся в «туловище» самолета. Проектировщики учли розу ветров и расположили здесь искусственные водоемы таким образом, чтобы потоки воздуха, распространяюсь по эспланаде шириной 300 м, приносили в город влажную прохладу — дома, поднятые на столбы, беспрепятственно пропускают их. Были даже тщательно подобраны растения для озеленения жилых кварталов: предпочтение отдавалось широколиственным.
В 1966 году, по проекту, разработанному совместно с Луисом Костой, Нимейер начал работу над возведением в столице здания Национального театра (театр носит имя прославленного бразильского скрипача Клаудиу Сантору). Форма усеченной пирамиды сделала впоследствии его одним из самых притягательных туристических объектов города. Три зрительных зала (на 60. 407 и 1407 человек) рассчитаны на разные масштабы представлений и концертов.
Разумеется, строительство в Бразилиа продолжалось и в дальнейшем, несмотря на периодическое прекращение финансирования. В 1960-1970-е годы, когда архитектора не было в стране, по его проектам здесь возводились здания самого различного предназначения. В хвосте «самолета», неподалеку от телевизионной башни, после гибели Жи Кей (так в Бразилии называли Жуселину Кубичека) Нимейер возвел ему памятник, силуэт которого издали напоминает серп и молот. В годы военной диктатуры в Бразилии было много попыток убрать памятник. Однако упрямец Нимейер отказался что-либо менять. Рядом с ним к 1981 году мастер выстроил намеренно вровень с зеленым пологим холмом мемориал, подчеркивая его величие и масштаб лишь протяженностью (длиной 200 метров). Таким образом, архитектор постарался отразить главную, как он считал черту характера Жуселину — скромность. К залам мемориала ведет подземный переход. Здесь находится музей, научно-исторический центр, изучающий истоплю Бразилии и деятельность президента Кубичека.
В 2000 году власти уверили Нимейера, что выделят средства на строительство культурного комплекса в новой столице. Мэтр ответил, что ждал возможности завершить реализацию проекта центра 40 лет. Последними нимейеровскими постройками в Бразилиа стали Национальная библиотека, решенная в простых и благородных пропорциях параллелепипеда, и Национальный музей (обе — в 2006 году, на основе ранних проектов 1950-х годов) с купольным пространством.
Сам архитектор говорил: «Что меня больше всего радует, так это то, что иногда при создании важного проекта, такого, как, например, Музей Бразилиа, мы можем предложить любую вещь, которая не только не была запланирована, но в которой даже не было необходимости. Так, например, при проектировании Музея я создал некую веранду, которая выходит наружу с одной стороны здания и входит в него с другой. Ее могло и не быть, но все те, кто туда попадает, обожают гулять по ней…»
Таким образом, в архитектурном облике Бразилиа Нимейер объединил купольные и пирамидальные формы, стреловидные колонны, чаши, — контрастирующими с параллелепипедами. Гармония же рождалась не только модульным сопряжением искусственных форм, но и природным окружением, которое было создано по замыслу зодчих.
«Моими друзьями всегда были бедные», — говорил Нимейер. Для них он строил в Бразилиа новые, светлые дома. Но так вышло, что как только правительство переехало в идеальный город, на его окраинах уже лепились фавелы — остатки города вольного, бараков которые соорудили для себя 60 000 рабочих. По планам Нимейера, сразу же после открытия новой столицы бараки должны были снести, но за административной рутиной о них позабыли (да и рабочие не желали разъезжаться). Теперь в городах-спутниках обитают два миллиона жителей, а в предусмотренном архитекторами городе — вчетверо меньше (многие квартиры пустуют из-за столичной дороговизны). И хотя ЮНЕСКО объявила Бразилиа достоянием человечества, к энтузиазму Нимейера постепенно примешивалось разочарование, наполнив уже безнадежной горечью сердце старого мастера под конец жизни. Но в далеком 1963 голу он с гордостью принял Ленинскую премию мира и сделался почетным членом Американского института архитектуры (США). И просто шефом архитектурного колледжа Университета в Бразилиа.
В апреле 1964 года в Бразилии произошел военный переворот. Офис коммуниста Нимейера был разгромлен, редакция журнала, одним из руководителей которого он был, — также.
В 1965 году вместе с 200 профессорами он ушел из университета в знак протеста против тех реформ, которым подверглась страна. В Лувре открылась выставка его работ, и он уехал во Францию. А в следующем году оказался в вынужденном изгнании. Однако на рабочем тонусе ностальгия не сказалась: в его парижский офис поступали заказы из Ганы, Алжира (зданием Университета науки и техники имени Хуари Бумедьена он также гордился до последних своих дней), Португалии (казино в столице Мадейры — Фуншале), Италии, Израиля (здесь он спроектировал университетский городок в Хайфе). Во Франции по его проекту возведено здание штаб-квартиры компартии в Париже (окончание строительства — 1980 год).
В Грассе — жилой комплекс. А в Гавре уже в 1982 году появилось его удивительное здание Культурного центра, сразу же получившее наименование «Вулкан» и, действительно, по форме напоминающее жерло вулкана. В 1970-е годы он увлекся разработкой мебели, сотрудничая вместе с дочерью Анной Марией с фирмами Mobilier International и Tendo Brasileira. В Бразилию Нимейер вернулся в 1985 году, когда диктатура сменилась политическим режимом, ориентированным на демократическое переустройство. И с 1992 по 1996 год возглавлял Бразильскую коммунистическую партию (и это, отметим, — в то время, когда после распада СССР коммунизм как социально-политическая доктрина фактически был обречен). А спустя несколько лет опубликовал свой роман «А теперь?» о старом коммунисте, не теряющем своих идеалов. Сам же он стал коммунистом еще в 1945 году.
Нимейер скончался за десять дней до своего 105-летия в 2012 году. В последние десятилетия прошлого века и в начале нового он продолжал поражать разнообразием замыслов даже тех, кто всегда с нетерпением ждал от него новых форм. Музей в Куритибе, культурный центр «Оскар Нимейер» в Гоянии (2006), здание «Кабо Бранко» в Жоао-Песоа (2008), Аудитория в парке «Ибирапуэра», Музей в Нитеройе, в Авилесе (Испания) — Международный культурный центр принца Астурийского (открыт в 2011 году, после смерти зодчего получил его имя), Аудиториум Оскара Нимейера в Равелло (2010, Италия) и другие проекты выглядят воплощением выдумок фантастов и воспринимаются живым устремлением искусства архитектуры в будущее. А потому уже в сегодняшних словарях определяются как «футуристические».
Сам же он, строя для будущего, превыше архитектуры ценил настоящее: береговую линию океана, видимую из окон его дома, друзей и родных и вообще — всю эту жизнь, которую все же нужно менять к лучшему.
