После принятия решения о создании нового большого музея Соломона Гуггенхайма в Бильбао — крупнейшем городе Страны Басков и столице испанской провинции Бискайя, дирекция нью-йоркского Фонда Гуггенхайма объявила конкурс: трем архитектурным бюро (Фрэнка Гери, Араты Исодзаки и «Коопхиммельблау») было вручено по 10 000 долларов и предложено представить предварительные идеи. Мозговой штурм участников происходил в немецком Франкфурте, после которого комиссия остановилась на проекте Гери.
Основные факты:
- ДАТА Достроен в 1998 году
- СТИЛЬ Экспрессионистский модерн
- МАТЕРИАЛЫ Столь, камень, стекло и титановое покрытие
- АРХИТЕКТОР Фрэнк 0. Гери
- Музей символически изображает собор нового времени
Строительство финансировалось как из федерального бюджета, так и властями провинции и города.
Восемнадцатого октября 1997 года король Испании Хуан Карлос I торжественно открыл в Бильбао Музей современного искусства Соломона Гуггенхайма. Это событие тотчас же сделало небольшой промышленный город одним из мировых культурных центров. За первый год Музей Гуггенхайма посетило более 1,4 миллиона человек, это превзошло даже самые оптимистичные ожидания.
Музей действительно пользуется солидным основным фондом, имеет постоянную экспозицию, а его временные выставки учитываются как значительные вехи в толковании истории художественных процессов прошлого и нынешнего веков.
Если какой-нибудь архитектор задаст себе вопрос: «Насколько волнистым вообще может быть здание?», и если он решится проверить свои соображения на практике, то получится у него нечто похожее на шедевр Фрэнка Гери – Музей Гуггенхайма в Бильбао.
«Я делал что-то безумное с симметрией и пространством, – говорит Гери (он родился в 1929 году). – [Потом] я понял, что есть такие ограничения, которые не смог преодолеть даже Фрэнк Ллойд Райт… А это совсем не нужно, когда ты можешь создавать пространства, формы и линии. Именно это и делают художники».
Однако следует особо подчеркнуть, что впечатлила интернациональную общественность прежде всего именно фантастическая архитектура «величайшего здания нашего времени», как его окрестил коллега Гери — Филип Джонсон. Теперь в этот край Испании многие туристы приезжают из-за интереса к шедевру мастера.
Рассмотрим сегодняшний модернистский архитектурный контекст древнего города (все перечисленные далее зодчие — лауреаты Притцкеровской премии, «стархитектс»): Норман Фостер стал автором станций метро, Альваро Сиза — университета, Сезар Пелли — 40-этажной офисной башни, Филипп Старк — винных ладов, Роберт Стерн — торгового комплекса, Рафаэль Монео — библиотеки, Сантьяго Калатрава возвел новый терминал аэропорта и стеклянный подвесной пешеходный мост Субисури («белый мост»), ведущий до творения Фрэнка Гери, которое расположено, как сам город, на берегу реки Нервьон на месте бывшей процветающей верфи.
И тем не менее даже такое блистательное соседство ничуть не затеняет славу детища Гери, популярность его музея сравнивают с сиянием голливудской звезды. Изображение музея появилось на обложках как профессиональных, так и глянцевых журналов, а архитектурный критик «Нью-Йорк таймс» Герберт Мюшан назвал «сладострастную» постройку «реинкарнацией Мэрилин Монро» — самой знаменитой блондинки Голливуда.
Преподаватели социологии и психологии, архитекторы и историки включают в свои университетские курсы размышления об «эффекте Бильбао», смысл которого заключается в прецеденте превращения не самого известного места в популярнейшее благодаря внедрению в общий невзрачный контекст «вау-фактора» (в данном случае это феномен архитектурного языка).
Подражаний музею множество. Изображения здания, сделавшегося брендом, объектом поп-культуры, можно встретить на самых разных предметах. Гери же объяснял: «В “эффекте Бильбао” нет ничего нового. То же самое, что сказать «эффект Парфенона» или “эффект Нотр-Дама”. Это журналисты его так окрестили, а не я. Ни для кого не новость, что архитектура имеет свое отражение во всем: она может изменить судьбу города, страны, человека и целого народа. И даже спасти кого-то». Более того, «отцы городов» стали по-новому смотреть на современных архитекторов, способных так изменить экономику вверенных им пространств. (Предполагают, что именно «эффект Бильбао» сподвиг миллионеров Дубая приглашать ведущих архитекторов для возведения фешенебельных дворцов и офисных башен.)
Гери и Фрэнк Ллойд Райт удивительно похожи и настолько же различны. Оба они примерно полвека назад получили одинаковые заказы от Гуггенхайма: создать новое представление о музее искусств. Оба они собирались создать нечто, что сотрет границы между архитекторами и художниками, строительством и скульптурой, природой и человеком. Райт создал утонченное и целостное воплощение спиральной формы. Томас Крене, директор фонда Гуггенхайма. просил Гери «сделать лучше, чем Райт», и получилось постмодернистское слияние округлых и волнистых форм.
Гери очень любил свободно сочетать разные формы, это в итоге стало его личным архитектурным стилем. Особенно ему нравились формы изогнутые, как чипсы, раскрытые, как лепестки, и обтекаемые, как рыбы. Гери черпал вдохновение в природе. Он известен тем, что создавал уникальные сочетания зданий и природной обстановки. В Бильбао он сделал важной частью своего проекта реку Нервьон и подвесной мост через нее.
Кроме того, на работу архитектора повлияли скульптуры Бранкузи, бумажные аппликации Матисса и фильм «Метрополис» Фрица Ланга.
Все это разнообразие переплелось с инновационными методами, и в результате получились немалые достижения: промышленный город превратился в известный культурный центр.
Технические сложности возникали постоянно. Команда Гери работала с компьютерной системой 3-D моделирования – так из свободных эскизов от руки получались четкие формы. Для фасада Гери выбрал титан, ему нравился этот светлый и прочный металл. Производители помогли разработать сплав, из которого сделали тонкое, отражающее свет покрытие. Титановые пластины получились не толще нескольких сложенных вместе листов бумаги, но в то же время они прочнее камня.
Архитектурная скульптура
В центре музея возвышается атриум с застекленной крышей высотой 50 метров.
Один критик назвал его выдолбленным стволом дерева, а другой сказал, что это «волнистая, эротичная форма», которая будто «засасывает посетителя в какой-то волшебный сон» От центра в стороны отходят три крыла, а четвертое крыло выходит прямо к реке. Люди передвигаются по музею на стеклянных лифтах, ходят по лестницам и переходам даже на крыши. Достаточно увидеть скульптуры Серра и Ольденбурга в огромной «корабельной галерее» – и сразу становится понятно, насколько этот новейший музей дополняет смелое современное искусство.
Бильбао преображается: обновляются старые постройки, очищаются стены. Надо отметить, что пока еще экстравагантный музей не вполне вписывается в контекст города. С этим фактом соглашается его директор Хуан Игнасио Видарте («с этим уже ничего не поделаешь») и следом констатирует, что творение Гери является неотъемлемой частью этого места. Убери его отсюда, никто не узнает город». Сам Гери признается: Я не ожидал, что музей в Бильбао станет таким хитом. Когда он открылся, мне было даже как-то неловко. Я думал: “Боже! Что я сделал?!”».
В первый год своего существования музей принимал до 100 000 посетителей в месяц! Да и в дальнейшем ежегодно — около одного миллиона. (Отнести ли к «эффекту Бильбао» тот факт, что другие здешние музеи, в том числе Художественный, в собрании которого представлены работы Эль Греко, Френсиса Бэкона, Эдуардо Чилида, в основном пустуют?)
Бильбайтос (жители Бильбао) гордятся этим приобретением и по-свойски окрестили новый музей «Эль Гут» (El Goog). Деконструктивистские формы здания позволяют рождаться довольно широкому кругу ассоциаций: от межпланетного корабля, распустившегося цветка, птицы, самолета до супермена и артишока. Сам же Гери говорил об образе разбитого корабля.
Архитектора легко обвинить в произвольном отношении к своему объекту, однако он объяснил столь необычное соединение гигантских деталей: каждый «лепесток металлического цветка» должен был работать как светоулавливатель. Для точного расчета такой задачи была применена интеллектуальная система автоматизированного проектирования CATIA (Dassault Sistemes). Световые переливы, отражения, в том числе движения облаков и колебаний речных волн, на титановой чешуе также входят в систему выразительности зодчего.
Общая композиция здания буквально разворачивается вокруг центрального атриума, его самая высокая часть составляет 55 метров. Расходящиеся от центра и словно приглашающие заглянуть во внутреннее пространство «лепестки» — выставочные залы. Поверхность же дискретно существующих выпукло-вогнутых стен, крыши и других фрагментов здания покрыта, словно рыбьей чешуей, прочными пластинами из титанового сплава. Именно фактура и металлический светло-серебристый блеск позволяют сравнивать здание с объектами авиа-, ракето- и кораблестроения. Фактически, титановое покрытие, прерываемое застекленными зонами, выступает в качестве оболочки, полностью скрывающей конструкцию сооружения. Да и находящемуся внутри посетителю не предоставляется успокоительное однообразие: 24 000 квадратных метров музея подвергнуты подчас головокружительным пространственным переменам.
Полемика по поводу особенностей архитектуры музея длится и по сей день. Ее содержание включает противоположные мнения об оптимальном музейном пространстве: должно ли оно быть нейтральным «белым кубом» или призвано бросать вызов художникам, которым предстоит показывать в нем свое искусство. Впрочем, в «Эль Гуг» есть и «старомодные галереи», как их называет Гери, и фантастические, футуристические пространства. Ричард Серра, американский скульптор, чьи гигантские металлические волны («Змея») обосновались в интерьере музея с самого его открытия, говорит о своем первом впечатлении: «Думаешь: “Ба! Да тут кто-то устроил площадку, где может произойти все, что угодно”. Он бросил перчатку, давай-ка сделаем здесь такое, что будет вводить в трансцендентное состояние, испытываемое в творческом процессе».
Пожалуй, трансцендентное состояние охватывает каждого, кто хоть раз заглянул в это творение Гери.